Игумен Рафаил ( Сергей Симаков)
Московские друзья и почитатели живописи художника Василия Шевченко.
С Анатолием Васильевичем Фирсовым и Ириной Игоревной Стин меня и супругу мою матушку Елену познакомил тогдашний директор Угличского музея Виктор Иванович Ерохин: он просто послал их к нам в деревню нашу, в Загайново. И мы еще встречались с ними на моей выставке «Первой Пасхальной» в Москве в «Малом Манеже» в 2003 году. И уже после смерти моей супруги я впервые побывал у них дома, в квартире на Малой Грузинской: в том самом доме 28, в подвале которого проходили когда-то наши «авангардные» выставки; только к ним надо было заходить в соседний подъезд, как раз в тот, в котором жил Высоцкий, в квартиру которог меня в 1981 году приводила его мама Нина Максимовна.
И в их квартире я впервые увидел картины Василия Ивановича Шевченко – в несметном числе. И умещались они в московской квартире только потому, что были написаны художником на малообъемных листах коричневого картона, а не на холстах, натянутых на подрамники.
Меня в те дни, только что вышедшего из больницы, с туманом в голове, эти картины, которые сё показывали и показывали гостеприимные хозяева и расхваливали, и вовсе не впечатлили: почти никаких положительных ощущений не вызвали. О чём по сию пору жалею, потому что мимо ушей пропустил рассказы о самом художнике. Анатолий Васильевич мне показывал их по очереди, а они все были совершенно разными: как это один человек пишет так, будто несколько разных людей. Это после я понял, откуда та разноплановость: они в разное время написаны. Но что сразу и надолго запомнилось: большинство из них сверкали и светились чуть не пожарами. Пейзажи с белыми мазанками, бесчисленные петухи – и всё это роскошество безо всякой оглядки на так называемый «профессионализм». Смелые очень. И сознание моё эти картины с тех пор не покидали.
***
Стин и Фирсов тогда же познакомили меня со своим другом Алексеем Петровичем Дементьевым, у которого тоже оказались картины Шевченко. И у него-то в его загородном доме я и смог живопись этого странного мастера, мне как художнику во многом не близкого, внимательно рассмотреть.
Тогда уже ясно стало: какой этот не то что «недоученный», а вовсе «не учёный», «непрофессиональный», а всё же Художник замечательный этот липецкий самоучка.
Сидел я перед его картинами и не мог от них глаз оторвать. Потом эти картины – две, или три, или четыре – Алексей Петрович подарил мне, и я, уже в Угличе, вставил их в рамы и под стекло.
Как раз тогда другой Алексей (Алексей Юрьевич Суслов) со своими угличскими друзьями стал устраивать «авангардные выставки», и я к работам угличских художников присоединил картины своих московских друзей с Малой Грузинской, картины Василия Шевченко и свои.
Тогда в картинах Василия Ивановича открылось мне то, что Художество – это не профессионализм, грамотность, мастерство, а обилие чувств души автора, их глубина, их всеохватность, когда автор, Художник, взявшись за кисть как раз с целью запечатлеть это обилие чувств, переполняющих его, и запечатлеть их, торопясь, как можно быстрее, пока чувства эти не остыли и не задеревенели.
Тогда становится ощутимым для тех, кто смотрит на картины Шевченко: не важно, бежит ли этот красный олень по белому снегу, или он распластался кроваво убитым, или кто-то дремуче древний нацарапал его на белой стене красным камнем в своей пещере на Дону в меловой горе. Я видел там в монастыре такие рисунки. А на верху этой белой пологой горы покров из черного зубчатого леса. Или совершенно естественно сквозь густой и опять же черный лес летят не птицы вроде воронов и эти рыбы, не какие-нибудь аквариумные, похожие на елочные игрушки, а огромные рыбищи, больше похожие на дирижабли, в чреве одного из которых находится пророк Иона. На многих картинах я вижу страшную и не очень радостную картину из сельской жизни: вижу сверху площадь среди стоящих по кругу домов и деревьев (Воронежский край), посреди площади бассейн – лужа, вокруг которой фигуры животных, ярко раскрашенные. Что это? Карусель, раскрученная смертью? Животные, птицы, странные люди, насекомые тревожно сосуществуют в картинах Шевченко.
У нас еще есть нынешнее мгновение, в котором предполагается будущее и еще слабо брезжит память о прошлом. Он играл в оркестре, и надо было иметь его большие легкие в его большом израненном войной теле, чтобы извлекать идущие от сердца не только трубные трели, но и цвета, которые то истошно кричат, то едва лепечут.
И должны были найтись такие светлые люди, которые среди лязга, грохота тупого уловили, услышали, почувствовали его этот крик, и этот ласковый лепет, и еще старательно спрятанную муку его израненного железом войны тела.
***
В выставочном зале на Гоголевском бульваре на выставке Фирсова и Стин, супругов-фотографов, Алексей Петрович Дементьев познакомился с ними. И Ирина-то Игоревна встретила его словами: «Лёша! Это же вы!». Оказалось, что она подруга мамы его, Татьяны Алексеевны. Так они и познакомились и навсегда сделались друзьями.
О том, как картины Василия Шевченко оказались в квартире Фирсова-Стин на Малой Грузинской в доме 28, мне довелось слышать и от самих хозяев, и от их друзей и знакомых. Символическим кажется то, что, хотя и не выставлялся Василий Иванович с «авангардистами» на Малой Грузинской, но все же его картины были в тех же стенах, а позже присоединились и к самим картинам «авангардистов» с Грузинской в Угличе в музее «Авангард. Углич».
В той квартире, не такой уж маленькой по советским временам, картины заполнили почти треть её. И это при фанатичной любви Ирины Игоревны к чистоте и порядку. Просто немыслимым кажется, что входящие туда сразу утыкались в штабели из чего-то, от пола до потолка прикрытого тканями и картоном. Это нечто прикрытое и были «неправильные» картины «неправильного» художника Василия Ивановича Шевченко. На коричневом картоне, который вместе с красками и кистями в Липецк художнику привозила Ирина Игоревна, а потом выкупила их у мастера, числившегося художником-оформителем в автобусном парке. А писал Василий Иванович, по его словам «красил», по четыре-пять работ в день.
На той выставке на Гоголевском бульваре Алексею Дементьеву больше всего понравилась фотография, на которой в синих сумерках на свет золотой в окне рубленой избы идет по глубокому снегу с ведрами на коромысле крестьянка. И так эта фотокартина запечатлелась в его памяти, что через несколько лет он заказал ярославской художнице Ирине Горностаевой написать по той фотографии большую картину, которая украшает парадный зал в его гостеприимном доме.
Умерли хорошие талантливые люди, чуткие ко всему прекрасному, что им удалось увидеть в жизни, в том числе и к картинам Василия Шевченко. Незадолго до своей кончины Ирина Игоревна приняла монашеский постриг с именем Матрона. Ненадолго пережил её и Анатолий Васильевич. И квартира их со всеми находившимися в ней картинами перешла к семье знаменитых музыкантов Лундстремов.
Прошло немного времени, пока Алексей Суслов со своими друзьями привез картины Василия Ивановича Шевченко, все принадлежавшие Фирсову и Стин, в Углич, где они оказались в авангардном музее.
***
Сегодня, в среду, 26-го апреля, увидел передачу Бориса Корчевникова, который расспрашивал Петра Лундстрема о его работе как музыканта на воюющем Донбассе.
Ну, не случайно же!
А я в это время записывал рассказ, в котором непременно должно быть упомянуто имя его отца, Леонида Лундстрема, с которым мне довелось однажды повстречаться в тёплом доме Алексея Дементьева под красивой синей картиной Ирины Горностаевой. За трапезой в разговоре выяснилось, что Лундстремами картины Шевченко были переданы Алексею Дементьеву, а тот не знает, что с ними делать. И тогда мои собеседники предложили мне забрать их в Углич, тем более что уже тогда мы возили «авангардную» выставку и четыре картины Шевченко по разным городам.
И так случилось – вскоре, в рождественские дни, я с угличскими своими друзьями, празднуя Рождество в особняке Александра Егорова, рассказал, что нашу «авангардную» выставку можно пополнить картинами Шевченко, к которому все, кто видел прежде четыре его работы, проявили живой интерес. И этих великолепных картин множество. Картины на даче у Лундстремов, связаться с ними можно через Алексея Дементьева.
Ну и что? Поговорили и разошлись. У меня впереди Богоявленские Крещенские службы. И я, человек малоподвижный, конечно же, не ожидал, что кто-то предпримет решительные действия. И, слава Богу, ошибся.
А через пару дней, кажется:
- Мы уже подъезжаем, отец Рафаил. Скажите, куда завозить картины?
- Какие картины?
- Вы что, батюшка, не помните что ли. Мы же с вами говорили на днях о картинах Шевченко, о Лундстреме.
- Да, да. Ну и что?
- Да мы их привезли.
- Надо же. Этого не может быть.
- Может-может. Привезли. Повезем к Егорову, мы на Сашиной машине.
Они на Сашином фургоне нашли под Москвой Лундстремов, их так принимали радушно, на инструментах своих играли и отпустили после того, как наши мужчины погрузили в фургон немереное число картин. Фургон-то я помню, он столько раз, бедный, у Саши ломался, и столько Саша с ним намучился. И был буран настоящий, сквозь который они все-таки прорвались к родному Угличу.
На день мученицы Ирины (304 год) и мученицы Ирины (258 год)
29 апреля 2023 г.
Деревня Загайново
